Рота и ритуальная казнь путем рассечения на части

" Обращает на себя внимание и употребленный летописцем термин «расЪкоша» (в договоре 945 г. ему соответствует «посЪчени», а в договоре 971 г. — «исЪчени»).

Почему, говоря о смерти половецкого хана, Нестор не сказал, что он был убит, казнен, зарезан, обезглавлен и т. п., а специально подчеркнул, что он был рассечен на куски? Термин был выбран явно не случайно, что подтверждается наличием родственных слов с корнем «сечь» в двух договорах с Византией в части, предусматривающей наказание нарушителям роты и договора. Ключ к ответу на этот вопрос мы найдем в сочинении Ибн Фадлана, который, в частности, о русах пишет следующее: «А кто из них совершит прелюбодеяние, кто бы он ни был, то заколотят для него четыре сошника, привяжут к ним обе руки и обе ноги и рассекут (его) топором от затылка до обоих его бедер. И таким же образом они поступают и с женщиной. Потом каждый кусок его и ее вешается на дерево… И они убивают вора так же, как убивают прелюбодея». Воры и прелюбодеи были нарушителями закона земного — части и подобия закона вселенского. За это они предавались особой казни — рассечению.

Ипатьевская летопись также связывает данный термин с идеей пресечения (нарушения закона?): «Моужи же пресЪкаеми и расЪкаеми бывають». С одной стороны, язычники верили, что вид смерти и похорон предопределяет судьбу души в загробном мире. Тот же Ибн Фадлан приводит слова руса о том, что благодаря сожжению душа умершего тотчас попадает в рай. Поэтому вполне логично предположить, что рассечение преступников и нарушителей роты на куски и развешивание их на деревьях преследовало прямо противоположную цель (ср. договор 945 г., где нарушители роты обрекают себя на рабство в загробном мире).

С другой стороны, если провозглашение роты усиливало космический закон, то ее нарушение неизбежно должно было его в какой-то степени ослаблять. И тогда для восстановления силы пошатнувшегося вселенского закона требовалось особенное человеческое жертвоприношение, где в роли жертвы выступал сам нарушитель. По сути, этот вид казни на Руси был аналогом пурушамедхи (человеческого жертвоприношения путем расчленения) в Индии.

В обоих случаях этот обряд восходит к индоевропейскому мифу о создании Вселенной путем жертвоприношения и расчленения антропоморфного Первобожества, из частей которого возникает упорядоченный Космос (см. главу 5 части I). Как уже говорилось выше, вселенский закон также возник из тела Первобога, с которым он был неразрывно связан. Таким образом, особой казнью преступника и нарушителя роты, повторяющей акт первотворения Вселенной, поддерживался ослабленный им на земном уровне космический порядок. В пользу подобной интерпретации этого вида казни говорит и явно ритуальный характер развешивания разрубленных частей тела преступника на дереве. Поклонение славян деревьям зафиксировано множеством источников, а все эти культы, в конечном итоге, восходят к архетипу Мирового дерева как образа Вселенной. Кроме того, данные Ибн Фадлана перекликаются с уже приводившимся сообщением другого арабского писателя, Ибн Руста, свидетельствующем о превалировании духовной власти над светской у восточных славян: «У них — знахари, они господствуют над их царем, подобно хозяевам, они приказывают им приносить в жертву создателю (в переводе А.П. Новосельцева „творцу их“) то, что они пожелают из женщин, мужчин, табунов лошадей; если прикажут знахари, никому не избежать совершения их приказа: захватывает знахарь то ли человека, то ли домашнее животное, набрасывает веревку на шею и вешает на дерево, пока не утечет дух его; они говорят, что эта жертва богу». Ритуальный характер описанных здесь действий волхвов не вызывает ни малейшего сомнения. Предназначенная богу-создателю (очевидно, Первобогу) жертва точно так же вешается на дерево, единственное отличие заключается в том, что здесь ее предварительно не разрубают на части.

Однако это объясняется отсутствием в данном случае вины со стороны жертвы, которую по инициативе волхва предают смерти не за конкретное преступление, а для совершения необходимого обряда. Аналогичный сакрально-ритуальный характер мы видим и в описанной немецкими писателями расправе западных славян над католическим епископом Иоанном. Полабские славяне «отрубили ему руки и ноги, тело выбросили на дорогу, голову же отсекли и, воткнув на копье, принесли ее в жертву богу своему Редегасту в знак победы». Католическая церковь, представителем и руководителем которой был захваченный в плен епископ, неустанно посягала на землю, свободу и родную веру западных славян, что, несомненно, в их глазах представлялось тягчайшим нарушением вселенского закона. Именно для его восстановления славяне и рассекли принесенного в жертву богу Иоанна и сделали это не где-нибудь, а в Ретре — самом сакральном святилище этого племени, хоть до этого епископа и «водили на поругание по всем славянским городам». Тот факт, что рассечение или разрывание на части вследствие нарушения какого-либо морального закона или договора неоднократно встречается в русской традиции, свидетельствует о глубокой укорененности в народном сознании этого принципа.

Никоновская летопись под 1216г. так описывает решение воинов о наказании тех из них, кто нарушит установленные правила ведения боя: «Братие!.. да не оставите ни единаго живаго, аще же кто у васъ изъ полку живъ утечеть вашимъ небрежениемъ или щядЪниемъ, быти тЪмъ вЪшанымъ и разсЪцаемымъ за то небрежение и щадЪние». Как видим, рассечение на части и вешание (очевидно, на дереве) и более чем через два столетия после крещения выступают как две взаимосвязанные формы наказания. Фиксируется подобная кара и в героическом эпосе.

Убивая во множестве обычных врагов, богатыри никогда не рубят их на части; этот вид расправы используется ими лишь в сравнительно редких случаях. Так, например, Илья Муромец казнит королевичну:

«Да он выдергивает саблю вострую, Да срубил ей по плеч буйну голову, Да рассек, разрубил тело женское, Да куски-ты разметал по чисту полю, Да серым-то волкам на съедение, Да черным воронам на пограянье. „

Однако эта неоправданно жестокая, на первый взгляд, расправа объясняется тем, что королевична обманом заманивает к себе женихов, которых затем обрекает на заточение в темнице. Подобная ложь и коварство со стороны невесты, подрывающие в самой основе брачные отношения и регулирующий их закон, и вызывает праведное возмущение со стороны чуть не попавшего в неволю Ильи Муромца. Аналогичным образом ведет себя и Добрыня Никитич, которого невеста колдовством превратила в тура:

“Взял-то он Маринку Игнатьевну, Посадил он на ворота на широкие, Всю он расстрелял из туга лука, Рассек он, распластал тело белое, Все ли разметал по чисту полю»

...."

М. Серяков

3311
Меньше минуты
22:29
Честно говоря, оторопь берёт от этих казней. Но когда описывается причина их, то немного легче становится. А вот вспомнить нынешнюю жизнь, скажем супругов, которая протекает во лжи хотя бы одного, а другой страдает и теряет жизнь даже, то наблюдаешь свои эмоции, а там клокочет эмоция — " убить, растоптать, расчленить " Это что, естественная или та, древняя память о возмездии при нарушении закона?